В связи с обострением противостояния России и Запада Казахстан оказался в уязвимом во внешнеполитическом отношении положении. Яркий пример – недавнее голосование в Совбезе ООН, в ходе которого Казахстан не поддержал резолюцию России, осуждающую ракетные удары коалиции западных стран по Сирии. Это вызвало непонимание со стороны нашего северного соседа, оформившееся в особенно резкой форме в российских медиа. Негативную реакцию вызвало также подписание Казахстаном соглашения с США о предоставлении портов на Каспии для транзита американских грузов в Афганистан. О том, как, с точки зрения конфликтологии, целесообразно позиционировать себя Казахстану в усугубляющемся конфликте между Россией и Западом, мы побеседовали со специалистом в сфере конфликтологии, сертифицированным тренером, доцентом кафедры социологии и социальной работы КазНУ им. аль-Фараби Гульнарой Исмухановой.

- Гульнара Геннадьевна, следует ли Казахстану в сложившейся ситуации поддержать союзника в лице России? Или, с точки зрения национальных интересов, важно сохранять нейтралитет?

- Если рассматривать происходящее с точки зрения конфликтологии, то следует отметить, прежде всего, следующее. Сегодня Казахстан пытается позиционировать себя как страна-миротворец, медиатор в международных конфликтах – этим, по всей видимости, обусловлена попытка страны сохранить нейтралитет в вышеописанной ситуации.

Однако, на мой взгляд, для такого позиционирования Казахстану, как минимум, не хватает опыта в разрешении конфликтов. От того, что мы сами себя объявили миролюбивой страной и заявляем, что у нас у самих, внутри страны, отсутствуют конфликты – в глазах мирового сообщества это еще не наделяет нас правом выступать посредниками в разрешении международных споров.

В роли миротворцев могут выступать опытные страны, у которых есть кейсы эффективно урегулированных конфликтов, в том числе внутренних. Однако Казахстан на сегодняшний день – это страна, в которой внутренние конфликты отсутствуют в виду того, что проявление несогласия с властью или даже разных социальных групп между собой максимально усложнено процедурой получения согласия от местной власти. В этом я вижу причину отсутствия в стране реальной оппозиции, условий для развития альтернативной политической повестки и всех вытекающих из этого последствий. Эта ситуация постоянного отрицания внутри страны оппозиции, политической альтернативы, а также регулирование границ свободы выражения мнения приводит к тому, что мы теряем навыки разрешения конфликтов.

С точки зрения ценностей, такой подход является несколько наивным. В лестнице компетенций есть первый этап, который характеризуется как «неосознанная некомпетентность». Это состояние, когда человек «не знает, что он не знает». На мой взгляд, в настоящий момент и мы «не знаем, что мы не знаем», что наша претензия на роль международного миротворца и медиатора выглядит неуместно. В этом проглядывает «неосознанная некомпетентность» и определенная наивность. На этапе неосознанной некомпетентности предполагается наличие ментора, который научит всем базовым навыкам.

Нам, как избалованному ребенку, сегодня многое прощается. Почему? Ну, у нас же нефть есть. И пока эта нефть всем нужна – нас балуют. Но когда нефть закончится или интереса не будет, нас могут далеко «задвинуть». Это ведь геополитическая игра, а в политике нет постоянных союзников и врагов, есть только постоянные интересы. Интерес к нам обусловлен наличием у нас минеральных ресурсов, транзитными возможностями, нашим геополитическим положением. Но мы в своей позиции «неосознанной некомпетентности» не понимаем, насколько мы уязвимы.

 

Почему иностранные тренеры должны учить чиновников говорить с собственным народом?

- То есть, пытаясь любыми способами избежать любых форм конкуренции, состязательности и альтернативности на внутриполитическом поле, мы, по сути, лишаем себя компетенций в сфере разрешения конфликтов?

- По моим наблюдениям, сегодня казахстанская власть осознает, что страна стоит на пороге серии внутриполитических и социальных конфликтов, которые она, по сути, не готова решать, потому что не умеет строить диалог ни с населением в целом, ни с целевыми группами, несущими потенциальные конфликты, – к примеру, верующими, националистами, пролетариатом, людьми радикально левых взглядов. Очевидно, что страна, в которой тарифная сетка заработных плат не менялась с 1996 года, несет большие риски конфликтов на почве социального недовольства.

Что удивляет: казахстанские чиновники обращаются ко мне, сертифицированному международному тренеру в сфере конфликтологии, не с тем, чтобы я обучила их, а с тем, чтобы воспользоваться моими связями и пригласить в Казахстан зарубежных экспертов-конфликтологов, которые в срочном порядке обучили бы их как вести диалог с народом. Причем зарубежным специалистам казахстанская власть готова платить и большие гонорары, и оплачивать дорожные расходы.

Где здесь логика? Почему иностранные тренеры, которые не знают ни нашего кейса, ни наших традиций и специфики, ни наших ценностей, должны учить казахстанских чиновников разговаривать со своим народом?

Это вызывает у меня когнитивный диссонанс. Почему мы претендуем на роль посредников в международных конфликтах, то есть считаем, что мы можем научить иностранцев, как преодолевать разногласия, если для того, чтобы понять собственный народ, чтобы научиться с ним разговаривать, мы зовем зарубежных специалистов и тренеров?

Это все – отсутствие значимого опыта разрешения конфликтов, международного веса и признания – делает непостоянное членство Казахстана в Совбезе ООН и другие инициативы Казахстана с претензией на статус миротворца – несколько атрибутивными и формальными. Мы небольшой народ и страна со слабой в мировых масштабах экономикой. Наши ценности не совпадают с ценностями стран западного мира. Какие месседжи мы хотим до них донести?

И при всем при этом мы вступаем в клинч с нашим соседом – я имею в виду Россию – с которым у нас практически одинаковые ценности. Мы ему говорим «фи».

Что тут важно отметить. Нейтралитет предполагает взвешенный и принципиальный подход к вопросам международной политики. В казахстанском же варианте он пока похож на позицию колеблющегося и не определившегося. Хотя в ситуации с голосованием за резолюцию России по сирийскому вопросу даже Запад нас понял, если бы мы поддержали позицию России и, в конечном счете, Сирии. Потому что это была бы по-человечески приемлемая позиция.

 

Более принципиальная позиция Казахстана была бы и более уважаемой

- Что же делать, когда Казахстан оказывается под прицелом информационной атаки более опытных и мастеровитых, чем отечественные (что уж там скрывать), зарубежных СМИ? Или, как в случае с прошлогодним конфликтом между Алмазбеком Атамбаевым и казахстанской элитой, когда кыргызский президент фактически в одиночку вчистую выиграл информационную войну оказавшимся недееспособным в критической ситуации казахстанским СМИ? Следует ли создать на этот случай какие-то специальные институты ведения информационного противоборства – по аналогии с официальным представителем российского МИД Марией Захаровой, которая, как известно, «за словом в карман не полезет», или пропагандистские политические шоу, или собственные «фабрики троллей»?

- Думаю, это все частности. Казахстану нужна, прежде всего, принципиальная позиция. Из-за ее отсутствия мы и ответить не можем внятно внешнеполитическим партнерам, как в случае с голосованием в Совбезе ООН. Применительно к этому случаю у нас должно быть три варианта ответа: что мы скажем Западу, если проголосуем «за» резолюцию, что мы скажем России, если мы проголосуем «против» или воздержимся. К сожалению, складывается впечатление, что таких ответов, такой четко сформулированной и продуманной позиции у Казахстана в данном случае не было.

Нас при любом раскладе ожидали нападки одной из сторон… однако, похоже, мы предпочли не думать о последствиях, принимая решение во многом спонтанно.

К тому же, будучи связанными договорными обязательствами и с ЕАЭС, и с ОДКБ, и с ШОС – мы с трудом можем претендовать на нейтральную позицию. Нам необходимо определиться в соответствие с нашим участием во всех этих организациях.

Убеждена также, что более определенная позиция Казахстана была бы и более уважаемой. Пока же со стороны похоже на то, что Казахстан пережидает, кто победит, чтобы присоединиться к победившей стороне.

- В то же время можно понять тех, кто говорит: почему Казахстан должен поддерживать амбициозные устремления России по соперничеству с Западом.

- В любом случае, этот вопрос нужно решить в комплексе со всей нашей внешней политикой. Определиться: мы с Россией по принципиальным вопросам международной политики или нет?

Очевидно, что Казахстан пытается проводить сегодня политику культурной и цивилизационной обособленности от России – с этим связано и внедрение латиницы.

Но и здесь есть какая-то половинчатость. Если мы развиваем казахский язык, почему у нас нет Института казахского языка? Это был, кстати, один из первых институтов, сокращенных в системе Академии наук. У нас есть Институт языкознания им. А. Байтурсынова, но казахский язык является только одним из направлений его деятельности. К тому же задачи языкознания отличаются от задач лингвистики и филологии. Получается, что у нас нет даже нормального, институционально оформленного национализма.

Что же мы видим сегодня? Казахстан – это не закрытое общество, исповедующее свой «уникальный путь», и не открытое одновременно. С точки зрения теории спиральной динамики, мы – полуоткрытое общество. У нас есть программа «Рухани Жангыру», которая фиксирует наше стремление к модернизации, однако, высоки риски, что мы застрянем в состоянии «полузакрытого общества» – а оно, как показывает международный опыт, может затянуться и на десятилетия, и на столетия, и даже на тысячелетия.

Даже если мы хотим отойти от России – хотя в нынешнем своем состоянии мы очень далеки от Запада – нам нужно этот вектор определить, а не пытаться усидеть на двух стульях. Как только мы примем решение – это в разы ускорит наше модернизационное развитие.

Что касается конкретных инструментов информационного противоборства, скажем так, взращивания нашего собственного казахстанского аналога Псаки или Захаровой, то для появления таких институтов нужна, прежде всего, идеология. Когда таковой нет – конкретные инструменты не помогут.

 

Проплаченные блогеры – пустая трата денег

В связи с этим я считаю пустой тратой финансовые вливания государства в блогосферу, попытку сформировать пул лояльных блогеров. Блогеры – это не идеологические акторы. Они могут снимать напряженность и конфликтность на день-два, но их деятельность не идеологическая. Лучше иметь оформленную на государственном уровне идеологию, и тогда отпадет необходимость содержать отряд проплаченных блогеров.

- Если речь зашла о блогосфере, то нельзя не упомянуть, что приметой последнего времени стали «сетевые хайпы» - вспомнить хотя бы мальчика из Южно-Казахстанской области и ревнителя казахского языка Огыза Догана. Все эти кейсы продемонстрировали неспособность казахстанского сетевого сообщества к консенсусу, построению диалога. Какие инструменты разрешения конфликтов можно использовать в этой ситуации, чтобы не допустить раскол общества?

- Повторюсь: не следует переоценивать влияние и конфликтный потенциал социальных сетей. Во-первых, в Казахстане насчитывается всего порядка 800 тыс. пользователей наиболее политизированной социальной сети – Фейсбука. Во-вторых, его наиболее активные участники – журналисты, общественные деятели, правозащитники, политологи – не являются инструментами изменения общества. Они постоянно находятся в диссидентствующей позиции, постоянно недовольны властью, однако, это не те, кто делает перемены. Перемены не делают люди с высшим образованием и интеллектуалы, перемены – это удел маргинальных групп. А вот молодежи в Фейсбуке нет. Нет там и пролетариата.

Приглядитесь к любому сетевому хайпу и вы увидите, что в него вовлечены только управляемые группы населения, а неуправляемых – молодежи и рабочего класса – там нет.

Чем они заняты – никто не знает, и никто ими по существу не занимается. Я, во всяком случае, не видела, чтобы кто-то в Казахстане их изучал. И там, где они обитают – скажем, в сети ВКонтакте и Инстаграм нет никого из власти.

Однако свято место пусто не бывает – если с ними не будет работать власть, то этим займутся другие силы.

В заключении хотелось бы сравнить инструменты политической институционализации с Правилами дорожного движения. Среди правил и знаков дорожного движения мирно сосуществуют разрешающие и запрещающие правила и знаки. Их количество примерно равное. Так и в политике мы не можем всё время запрещать, нужно и многое разрешать.

В политике, как и в жизни, должна быть гармония. Где нет гармонии, быстро наступает хаос. Потом мы резонно спрашиваем сами себя: что делать и кто виноват? Ответ может быть простым в случае опоздания с принятием мер: начинать с нуля, а виноваты мы сами.

Ответ может быть и другим в случае сильной и своевременной политической воли: принять идеологию на базе понимания общих ценностей казахстанцев и взять коллективную ответственность за сложившийся кризис в обществе каждый на себя. Нам бы только не опоздать за ускоряющимся поездом истории…

Жанар Тулиндинова

Информационно-аналитическая деятельность «Российско-Казахстанского экспертного IQ-клуба» осуществляется с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.