В Казахстане подготовлена Концепция миграционной политики на будущие пять лет. В документе в очередной раз говорится о «регулируемом перемещении граждан в северные и центральные регионы с созданием рабочих мест». Предыдущая переселенческая стратегия «Юг-Север», итоги которой обсуждались в феврале, была признана неуспешной.
Конфликтный потенциал данных программ в РК на протяжении многих лет исследует Общественный фонд «Центр социaльных и политических исследовaний “Стрaтегия”». О проблемах реализации миграционных проектов и о своих наблюдениях за жизнью переселенцев Ia-centr.ru рассказала Президент фонда, кандидат социологических наук Гульмира Илеуова.
– В свое время представители правительства, в частности, Минтруда, говорили, что программа перемещения людей с перенаселенного юга на север необходима для расширения в Казахстане рынка труда. Кажется, речь шла и о балансах требуемых трудовых ресурсов и специальностей. Составляли или нет эти балансы на самом деле?
– Звучит слишком наукообразно. Скорее всего, нет. У меня сложилось ощущение, что это стихийный процесс.
– Госпрограмма «Еңбек» («Юг-Север») завершилась в прошлом году. За 5 лет на переселение затратили почти 2 млрд бюджетных тенге. Теперь ее заменил нацпроект «Сильные регионы». По итогам первой программы несколько сотен человек вернулись назад, на юг. С чем это связано?
– Мы специально не изучали сами программы переселения и их результаты. Возможно, есть какие-то исследования, но в публичном поле я их не видела. Сама программа заработала с 2014 года. Но какие-то ее этапы были предваряющими.
Вначале были пилотные области. Потом количество вовлеченных в программу регионов расширилось, но создавалось такое ощущение, что некоторые в процессе выпадали. Например, Мангистауская область по некоторым проектам присутствует в этой программе, а по некоторым – нет. Хотя сам мега-проект называется «Переселение из южных регионов в северные», то есть западные области могли быть и не вовлечены.
Мне кажется, что идет процесс поиска оптимального решения. Что касается Мангистауской области, могу предположить, что ее участие – это как бы осколки того предложения, которое первый президент Нурсултан Назарбаев озвучил после мангистауских событий 2011 года. Потому что было указание создавать рабочие места для мангистаусцев в других регионах – во всяком случае, переселять тех, у кого нет работы на нефтянке в самой области. Но, когда подводили итоги, оттуда переехали всего около 20 человек. Почти никто не откликнулся на призыв первого президента.
У всех есть озабоченность тем, что Мангистау становится перенаселенным регионом, и это в условиях монопрофильной экономики, с отсутствием дополнительных возможностей по созданию рабочих мест. Это выглядит не очень хорошо, и результаты этого негатива мы видели в этом году: Мангистауская область выпала из числа четырех регионов-доноров республиканского бюджета. В списке остались только Атырауская область, Алматы и Нур-Султан.
– К тому же, в области пригодная для жизни земля все время сокращается: с одной стороны море, а с другой – наступает пустыня.
– Да, тут какая-то иррациональная обоснованность шагов по переезду кандасов из других стран. Выглядит это как воссоединение подродовой группы адаев на своей территории. Присутствует какой-то внутренний позыв, и люди, движимые им, приезжают. Но при этом Мангистау для них рисуется как «земля обетованная».
Со стороны выглядит странно. Они приезжают из Каракалпакстана, Туркменистана и как будто не понимают, что здесь примерно такие же условия: тот же песок, то же отсутствие плодородных почв и нехватка рабочих мест. Но они приезжают с этим идеалом. И потом начинают потом качать права по поводу жилья, недостаточных доходов и так далее.
То, что Мангистауская область то включается, то выключается из перечня программ переселения, видимо, связано с тем, что по-другому не смогли решить эту проблему. Количество переехавших оттуда маленькое, и вряд ли будет расти. Если только не откроют залежи нефти, условно, на границе Северо-Казахстанской и Акмолинской областей.
И то – не факт. Потому что они же не переезжают в Атыраускую или Кызылординскую область. Это очень странный феномен, его надо изучать специалистам: культурологам, антропологам, психологам и так далее.
Для переселенцев – это как бы задел на перспективу, в надежде, что нефть там все-таки есть, и когда-нибудь переезд окупится. При этом тренд очевиден: из региона продается все меньше нефти, а ее качество становится все хуже. Кстати, у Мангистау сейчас первое место по деторождаемости. А республиканские и местные власти продолжают заигрывать с теми, кто может стать «горючим материалом» для выступлений.
То, что Мангистауская область выпала из числа доноров республиканского бюджета, должно вызывать тревогу. У нас что, не хватает перенаселенного юга с высочайшей рождаемостью? Что будет, если все регионы станут реципиентами? Меня мучает вопрос: а справится ли государство?
–Что в целом можно сказать об эффективности поддержки переселенцев?
– Отмечу, что население областей-доноров заточено работать на выгодных должностях. А регионы севера и востока страны – это не добывающие отрасли и не высокооплачиваемая работа. И при этом довольно сложные климатические условия. В Мангистау – тоже сложные, но по-своему. Вынести северную холодную зиму не всем удается.
Из разговоров с теми, кто переехал с юга Казахстана, я сделала такой вывод: когда они встречаются с холодом, то многие после первой же зимы сбегают назад. Как будто они до этого не знали, какая там температура. То есть, люди не готовятся морально к суровым условиям, к необходимости топить печку, запасаться зимней одеждой. Нужно как минимум две пары обуви. Все это для переселенцев оказывается большой новостью, они не готовы к таким расходам.
Те подъемные, которые им выдаются, должны рассчитываться из подробных раскладов: чем человек будет окружен в новых условиях, что он должен есть, и так далее. Как мы видим, таких расчетов не проводят. И получается, что переселенцы, даже если приезжают с добрыми намерениями, сталкиваются с трудностями, которые не умеют решать.
Чаще всего новое социальное окружение не знает, что таким людям нужна помощь. Хотя сейчас, возможно, понимание уже приходит. У северных людей ломается стереотип, когда они узнают, что приезжие не умеют топить печь.
А в тех регионах, откуда прибывают переселенцы (Жамбылская, Южно-Казахстанская области), чаще всего есть газ, отопление. На севере его нет. Поэтому южане не понимают, с какими трудностями столкнутся при переезде. А даже если понимают, то «масштабы» холода не представляют.
У местных жителей, кажется, с эмпатией в отношении новоприбывших есть какие-то проблемы. Они привыкли жить в этих условиях, и подобных трудностей просто не видят. В первый год у переехавших точно нет хороших социальных связей и контактов. Никто не рассказывает им, как вживаться в новую среду.
В ходе исследования выяснилось, что стоимость домов, строящихся по программе, заложена неверно. И это было в самом начале процесса, а ежегодный рост цен на строительные материалы – очевидный факт. Мы были в этих домах. Даже если строят трехкомнатные жилища, по новым внутри должен быть туалет, проведена вода. Это так называемый благоустроенный дом. Но если в селе издавна и по сей день нет воды, то получается казус с наличием нефункционального санузла. В Северо-Казахстанской, Акмолинской и в части Костанайской области, куда переезжают переселенцы, у самих местных жителей наблюдаются проблемы с водой. Надо ходить к колонке или к колодцу.
Как я сказала, в само строительство (даже если учитывать коррупционную составляющую), изначально заложена неадекватная стоимость. Невозможно за эти деньги построить комфортное жилье: хорошие дома стоят 12-13 млн тенге. При этом мы были в поселках, где жилье для своих работников строят руководители ТОО – крепкие кулаки. Эти дома стоят 15 млн, они добротные, благоустроенные. Но я говорю о ценах 2020 года. Как сейчас индексируются расходы в связи с ростом цен – неизвестно.
Еще важный момент, о котором почему-то забывают, – многие люди, которые приезжают на север, не собираются там жить. Они просто забирают деньги и уезжают. Хотя подъемные – это всего 1,5-2 млн тенге. Договор при переезде они зачастую не подписывают, перед ними не ставят никаких условий. Я видела, что было обновление правил переселения в 2021 году – возможно, внесли какие-то поправки. Но был период, когда можно было просто сообщить, что переезжаешь в этот регион – и все. Потом оказывается, что эти люди за счет полученных подъемных закрывают свои кредиты и возвращаются. Совершенно не стесняясь.
– Видимо, не хватает и каких-то санкционных мер: если люди приезжают, забирают подъемные и возвращаются, то должны быть штрафы, судебные взыскания и так далее? Ведь это мошенничество.
– Может быть, сейчас уже начали принимать меры. Но акиматы до сих пор жалуются, что такие случаи происходят. Интересно, что такие люди очень удачно используют социальные сети для давления на власти. И идти на поводу у таких претензий, часто необоснованных – значит, плодить такие факты. Но сначала надо отладить весь механизм, исключив возможность подобных схем. А потом уже разбираться с каждым случаем.
–Получить подарок от государства и не быть ему должным – это норма?
–Такие люди считают себя правыми. При этом главный мотив у тех, кто едет назад, что новые дома – плохого качества. Но это повод, а не причина. Мы были в Северо-Казахстанской области. Там выяснилось, что многие из тех, кто возмущался некачественными домами, у себя в регионе арендовали жилье. Они никогда не имели собственного дома или квартиры. Значит, они используют плохое строительство как предлог.
Такие люди не умеют следить за своим жильем. Как бы ни был построен дом, со временем в нем нужно что-то починить, поправить. А мужчины оказываются не в состоянии сделать это самостоятельно, потому что никогда не имели своей квартиры. Они возмущаются, что им дали дом, который требует ухода.
Среди тех, кто переезжает, есть и те, кто едет на Север как на новое место жительства, работы. Но при этом в бэкграунде имеют негативный фактор – они неудачники. В своем регионе эти люди не могли нормально заработать, жили в арендованном жилье.
Я встречалась с одной женщиной из Жамбылской области. Она безработная и живет с двумя сыновьями, которые тоже не трудоустроены. То есть, это профессиональные безработные, на пособии или на случайных подработках. А северные акиматы говорят: «Нам зачем это бремя, у нас такого добра тоже много. Мы тратим бюджетные деньги, построили дома и хотели бы получить специалистов». Хотя акиматы предоставляют курсы по обучению профессиям, которые востребованы в их районе. Но у переселенцев нет желания переобучаться, зачем?
– Какие работники необходимы областям, подпадающим под программу переселения?
– В регионах-реципиентах в основном востребованы специалисты сельского хозяйства. Кроме того, в областных центрах нужны работники для бюджетных организаций, коммунального хозяйства. Когда-то там существовала промышленность, но сегодня большинство предприятий закрылись. Все вышеперечисленное требует определенных навыков, квалификации. Так что в города кого угодно не переселишь.
Если брать сельскую местность, которая серьезно обезлюдела, то и там абы кого не ждут. Мы встречались с представителями крестьянских хозяйств. Им нужны, например, доярки. Но не в привычном понимании.
В этих хозяйствах стоят шикарные молочные комплексы. Там требуются люди, которые понимают в технике, могут быть операторами машинных установок. К сожалению, сами предприятия не имеют возможности обучать.
А тут приезжает человек, который, во-первых, предъявляет претензии. А во-вторых, заявляет, что не намерен работать в сельском хозяйстве, поскольку у него другие идеалы. Люди изначально не понимают, куда они едут. Надеются на удачу, «проскочить между струйками» среди требований. Потом выясняется, что та работа, в которой заинтересованы местные хозяйственники, их особо не интересует.
На севере есть крепкие ТОО, у которых 7-10, а то и 15 тыс. гектаров земли. У них может быть производство мяса, молочных продуктов, переработка сельхозпродукции. Могут быть магазины и кафе. То есть, это многопрофильные предприятия.
Есть те, кто ведет себя как фермер. Они приезжают из других областей, покупают землю или берут в аренду, создают свои хозяйства. Иногда они принимают решения, которые местным не приходят в голову. Я имею в виду засев новых культур или разведение определенных животных.
Несмотря на то, что под программу переселения они не подпадают, эти предприниматели вообще не заморачиваются на тему господдержки. Напротив, сами строят дома своим сотрудникам, в селе заботятся об инфраструктуре. И, кстати, такие хозяева не берут кого угодно на работу. Понятно, что туда хотят переехать. Но кто же переселенцев туда пустит?
Получается сказка про белого бычка. Переселенцы не приедут в село, где сильные предприятия, их там не ждут. А власти региона строят дома для приезжающих в тех населенных пунктах, где зачастую разрушенная инфраструктура. Они надеются, что приезд переселенцев поможет поднять село, но этого недостаточно, нужны еще инвестиции. В результате получается непродуманная реализация ресурсозатратной программы.
Я не знаю, как разработчики видели реализацию программы в идеале. Все аспекты, о которых я говорила, надо было учитывать при подготовке и воплощении. Можно было бы предложить заселять переселенцами определенный район в целевой области, но ведь создавать гетто тоже неправильно.
– Как выглядит алгоритм привлечения людей в программу?
– В областных газетах запускают публикации. Я видела такие объявления в городских изданиях Нур-Султана, потому что это столица – тоже регион-донор.
Описываются цели программы. В объявлении сообщают, что добровольцам предоставляется жилье, выплачиваются субсидии за переезд, аренду и найм жилья. Условия переселения следующие. Состав семьи – от трех и более человек, наличие специальностей. Опять же не указано, какие именно специальности необходимы. Также указывают номер телефона районного специалиста для консультаций.
Когда мы готовили статью по результатам исследования, то предложили свои рекомендации. В частности, указывать необходимые специальности для будущих переселенцев.
– Каковы риски конфликтов при реализации программы?
– По северу страны очень высокая конфликтность в вопросах землепользования. Один из факторов сложился из-за того, что в прежние времена пайщики земель отдавали наделы крупным компаниям, которые сейчас не намерены делиться с ними дивидендами.
Хозяин компании может сидеть в Алматы или еще где-то, поэтому пайщики предъявляют претензии в акиматы. А о чем они думали двадцать лет назад, когда отдавали паи? Наверное, это происходило на определенных условиях. К примеру, за оговоренную плату от объема произведенной пшеницы. Со временем эти условия перестали устраивать пайщиков. Но им говорят: «Ты подписал договор. Тогда это стоило 100 тыс тенге, а сейчас 10 тыс., но что поделать?»
Другая проблема заключается в кажущейся «ничейности» земельных ресурсов. Местные годами ходят на одни и те же сенокосы, а потом приезжают переселенцы и тоже претендуют на них. Начинаются разборки. При этом участки изначально не были строго определены, границы расчертить сложно. Для Казахстана в целом это характерная проблема: порой нет четких границ даже у национальных парков, лесхозов и сельских округов. И непонятно, кто отвечает за эти территории.
Сейчас это особенно острый вопрос, ведь были засушливые годы, и цены на корма взлетели. Так что территориальные проблемы будут вылиться в очень непростые взаимоотношения, особенно касательно программ миграции. Для коренных, так сказать, ничего не менялось. А теперь возник новый фактор в виде «чужака», который скосил сено, на которое рассчитывал «местный».
Все это накатывается на акиматы. Акимы у нас сейчас выборные. Есть среди них опытные, а есть – не слишком. Если в селе сильный аким, неравнодушный участковый, и они смогут развести конфликтующие стороны, хорошо. А если аким живет в райцентре и в селе бывает только в рабочее время, а участковый работает на 3-4 села, можно ожидать всякого.
Если бы те, кто программы придумывал, разрабатывал и подписывал, отвечали за результаты, тогда у нас была бы совсем другая картина по этим вопросам. В прошлом году произошло заметное повышение выплат для переселенцев. Кажется, решение было принято после послания президента 2020 года. Но бюджет уже сверстан.
По идее, стоило сказать, что выплаты повысят со второй половины 2021 года. А люди рванули сразу после послания. Те, кто приехал в декабре 2020 года, весной обивали пороги госучреждений, потому что был перерасчет. Люди не получили деньги ни по старым условиям программы, потому что изменились правила, ни по новым: выплату задержали на полгода.
Есть интересные примеры. Мы были в семье кандасов из Китая, которые сначала поселились в Алматинской области, а теперь по программе переселения переехали в Северный Казахстан. Я думаю, они окажутся более успешными, нежели наши коренные сограждане, потому что такие люди приезжают не разрозненно, а группами.
Видимо, в Алматинской области они чувствовали себя недостаточно комфортно, что и повлияло на их сплочение. В здесь мы как раз видим конфликтный потенциал. Когда в размеренную жизнь не очень развивающегося села приезжает сплоченная группа со своими интересами, скорее всего, успешнее будут они, чем те, кто не имеет привычки защищать свои права.
Старожилы даже не задумываются о том, что на их права кто-то может посягнуть. На их сенокосы, пастбища, грибы-ягоды и так далее. А те, кто приехал, видят, что никто «не предъявляет прав», так почему бы и не взять? Потом возникают конфликты.
Беседовал Вячеслав Щекунских
Источник: https://ia-centr.ru/experts/gulmira-ileuova/s-yuga-na-sever-pochemu-ne-rabotaet-kazakhstanskaya-pereselencheskaya-programma/